Словно открылись шлюзы и захлестнули весь Париж. И площадка перед институтом Востока, и площадь перед Нотр-Дамом, и бульвары Лакого квартала, и весь центр, где бы мы ни были, везде были люди и, что удивительно, дети: улыбающиеся, раскрепощенные, танцующие или спокойно слушающие и любопытные люди, впервые, или не впервые, втянутые в водоворот всеединства. Бесплатные концерты, классика и джаз, народная музыка, фольклор; все, кто мог, все были здесь. Люди сидели друг на друге, размахивали майами, шарфами и еще Бог знает чем. Надрыв и глубина его песен, касается не физического, а эмоционального. Что значительно важнее, ведь именно для этого музыка создавалась столетия назад. Мой приятель узнал в ком-то мировую известность, наравне со всеми поющего и танцующего; девушка, сидящая на шее у приятеля, размахивала майкой, как флагом, и не было уже видно ни музыкантов, ни певцов, одни спины и огромная толпа. Сложно сравнить его творчество с тем, что когда-либо было услышано, кажется, это признак того, что Шыл играет не для полных залов, не для затертых дисков, а для чего-то иного, что лежит глубже, что чувствуешь всегда, но не можешь к этому приться. Улыбки, смех, радость: неподдельная, не вымученная, не официально-первомайская или еще хуже – ноябрьская. В наше время, конкретно сегодня, прее слушать то, чем кормят нас с экранов телевизоров и на радио-станциях. Абсолютная коммерция ради славы и денег. Суровая правда, кто этого еще не понял – очень обидно. Шпол дает ощущение, что душу купить нельзя.