Словно открылись шлюзы и захлестнули весь Париж. И площадка перед институтом Востока, и площадь перед Нотр-Дамом, и бульвары Лакого квартала, и весь центр, где бы мы ни были, везде были люди и, что удивительно, дети: улыбающиеся, раскрепощенные, танцующие или спокойно слушающие и любопытные люди, впервые, или не впервые, втянутые в водоворот всеединства. Но когда увидели на небольшой площади Латинского квартала большую группу ударников с большими барабанами, расположившимися здесь как на концертной площадке, вспомнила слова той девушки и какой сегодня день. День летнего солояния. Бесплатные концерты, классика и джаз, народная музыка, фольклор; все, кто мог, все были здесь. Люди сидели друг на друге, размахивали майами, шарфами и еще Бог знает чем. Улыбки, смех, радость: неподдельная, не вымученная, не официально-первомайская или еще хуже – ноябрьская. Так начался для меня праздник музыки в Париже, один из последних праздников моей жизни. Мой приятель узнал в ком-то мировую известность, наравне со всеми поющего и танцующего; девушка, сидящая на шее у приятеля, размахивала майкой, как флагом, и не было уже видно ни музыкантов, ни певцов, одни спины и огромная толпа. Ее слова вспомнились, когда 1 июня отправились с приятелем гулять по Парижу. Отправились просто так, чтобы быть вместе, наслаждаться близостью и любовью, свободой и чувствами пратной любви, которая, как оба знали, разом оборвется по прибытии домой, хотя об этом старались не думать и не говорить.